Копельман З. Рец. на: Щеглов Гордей, священник. Первый Серафимовский: история одного лазарета в событиях и лицах, 1914–1918. Минск, 2014.
Копельман З. Рецензия на: Священник Гордей Щеглов. Первый Серафимовский: история одного лазарета в событиях и лицах, 1914–1918. Минск, 2014 // ЦАЙТШРИФТ. Журнал по изучению еврейской истории, демографии и экономики, литературы, языка и этнографии. — Минск-Вильнюс. — 2014. — Том 9 (4). — С. 197-201.
В издательстве Минской епархии Белорусской Православной Церкви вышла в январе нынешнего 2014 года новая книга, рассказывающая об одной гуманитарной инициативе православных духовно-учебных заведений в связи со вступлением Российской империи в войну 1914 года. Речь шла об оказании помощи больным и раненым воинам действующей армии, и с этой целью был создан лазарет, получивший наименование Серафимовского. В состав отряда лазарета входили два врача, завхоз, медбрат и шесть сестер милосердия. Одним из врачей, «младшим», был ивритский поэт Саул Черниховский.
Прежде всего следует отметить, что это исследование основательно документировано. Его автор – профессиональный историк, священник Гордей Щеглов – тщательно и дотошно изучил многие архивные фонды, в том числе Российского государственного исторического архива, Российской национальной библиотеки, Пушкинского дома, церковные документы и архивы частных лиц в России и Израиле. Цитаты и сведения, почерпнутые из тогдашних повременных изданий, помогают ему достоверно, в главном и в мелочах, воссоздать атмосферу тех особых для России лет. Будни лазарета реконструируются автором на основе переписки причастных к делу лиц, но особенно на основании мемуарной прозы Черниховского, ведь этот знаменитый поэт и переводчик мировой поэзии на иврит оставил немало рассказов, где в живой, зачастую мягко-ироничной форме запечатлел всевозможные характеры и казусы своей медицинской службы. Умелое, взвешенное чередование хроники лазаретной жизни и то забавных, то проникновенных историй, связанных с судьбой раненых или персонала, делает книгу увлекательной и в то же время не позволяет усомниться в подлинности изложенного.
Значительным достоинством книги является веротерпимость автора, его уважение ко всем персонажам своего исследования, независимо от их национальности и общественного положения. Священник Щеглов пишет об их благородстве и слабостях, никого не судит и ничего не приукрашивает, и читатель проникается теми высокими ценностями, которые вдохновляли создателей и сотрудников лазарета, а почти век спустя – церковного историка Гордея Щеглова. Приведу несколько цитат:
«9 сентября 1914 года подвижной лазарет духовно-учебных заведений Российской империи имени преподобного Серафима Саровского отбывал с особым поездом в Минск. Перед отправкой ему устроили торжественные проводы. Тогда, в первые месяцы войны, всё связанное с фронтом было еще в новинку, носило для многих восторженно-возвышенный характер и было овеяно некой суровой романтикой. Это потом патриотический пыл в обществе поугаснет, война станет обыденностью, рутиной, бременем и проводы на фронт будут уже иметь совсем иной характер. Но тогда, в сентябре 1914-го, на отряд Серафимовского лазарета смотрели как на героев, отправлявшихся на фронт спасать жизни раненых воинов – защитников Отечества!» (с.19–20).
А вот как описывается подготовка к монаршему посещению Минска:
«Для минчан приезд монарха являлся событием выдающимся, особенно в столь тревожное время. С лихорадочной поспешностью жители бросились украшать город, чтобы придать ему как можно более торжественный и праздничный вид. Дома, балконы, витрины, перекрестки улиц расцветились национальными флагами, гирляндами зелени, транспарантами, цветными тканями, коврами, портретами государя и царствующего дома…» (с.91-92).
Не обошел молчанием автор и антиеврейские меры военного командования России – факты, в свое время всколыхнувшие прогрессивную русскую интеллигенцию и писателей, выступивших в поддержку евреев (см. сб.к «Щит», 1915):
«Мобилизация среди евреев прошла практически без недобора. Процент евреев в армии оказался выше, чем в составе населения России в целом: в 1914 году в армии насчитывалось 400 тысяч евреев, а в 1916 году их число возросло до полумиллиона. Много евреев состояло в армии врачами, даже офицерами. Тысячи евреев получили награды, некоторые стали полными Георгиевскими кавалерами. Тем не менее, с первых дней войны среди высшего командования армии и военной администрации прифронтовых районов проявилось недоверчивое отношение к евреям. <…> Настоящим бедствием для еврейского населения стал 1915 год, когда во время Великого отступления начальник штаба Ставки генерал Н. Н. Янушкевич, подозревая в евреях пособников врага, стал издавать распоряжения о массовом выселении их из большей части Курляндской и Ковенской губерний. Россия наполнилась еврейскими беженцами, которые скитались с места на место, не находя пристанища» (с.183–184).
Автор подробно рассказывает о судьбе каждого из сотрудников лазарета до войны, а когда история лазарета исчерпана, приводит сведения о том, как сложилась жизнь этих людей в последующие годы. Книга богато иллюстрирована редкими фотографиями (некоторые были сделаны в палатах и в операционной), копиями документов, а также авторскими снимками памятных мест и артефактов.
Меня как исследователя ивритской словесности прежде всего интересовало то, что касалось Черниховского, и я имела возможность убедиться в том, что на сегодня материалы в этой книге – одна из самых, если не самая подробная публикация о Черниховском в годы войны (включая иврит). Позволю себе процитировать большой информативный фрагмент о еврейском поэте-враче:
«В начале осени 1912 года Черниховский выехал в Киев, где с разрешения Министерства народного просвещения в качестве экстерна держал комплексный экзамен перед медицинской комиссией при Киевском университете Святого Владимира. [В Царской России требовалось подтвердить полученный за границей диплом, а Черниховский учился в университетах в Гейдельберге и Лозанне. – З.К.] Успешно выдержав испытание, 16 октября он удостоился “степени лекаря со всеми правами и преимуществами”. Благодаря этому Черниховский смог устроиться в Петербурге в Клинический институт Великой княгини Елены Павловны внештатным ассистентом при профессоре Владимире Адольфовиче Штанге. Еленинский институт представлял собой научно-учебное и лечебно-благотворительное учреждение, имевшее задачей “способствовать врачам усовершенствоваться на практике в важнейших отраслях медицинской науки”. Профессор Штанге возглавлял кафедру физических методов лечения и нелекарственной терапии – первую и единственную в то время в России. Работая в институте, Черниховский занимался также частной практикой и приемом больных в приватной лечебнице доктора Саула Моисеевича Варшавчика, находившейся на Забалканском проспекте в доме № 37.
Незадолго до официального вступления России в войну, когда была объявлена всеобщая мобилизация, в лечебницу позвонил врачебный инспектор Петербурга и предложил Черниховскому принять участие в работе медицинской комиссии на одном из городских мобилизационных пунктов. <…> На следующий день Черниховский пришел по указанному адресу – в здание бань, которое приспособили для приема шести сотен мобилизованных. Но поскольку не все из призываемых были пригодны по состоянию здоровья к службе в армии, то таковых передавали в руки военно-врачебной комиссии. Вот именно в помощь ей и был приглашен Черниховский» (с.35–37).
Рассказав в общих чертах о деятельности комиссии, автор переходит к изложению конкретных эпизодов – с прямой речью, именами и портретами действующих лиц, все благодаря мемуарной прозе Черниховского, которую перевела с иврита супруга священника Гордея, гебраист Ольга Щеглова. И так построено все повествование книги. Излишне добавлять, что источники всех цитат и сведений названы в постраничных примечаниях.
Одним из персонажей истории Серафимовского лазарета был Федор Михайлович Морозов, герой предыдущего труда священника Щеглова «Хранитель. Жизненный путь Ф. М. Морозова» (Минск, 2012). Этот интеллигент из крестьянского сословия, за смышленость и тягу к знаниям поддержанный петербургским митрополитом Антонием, добровольцем пошел медбратом в Серафимовский лазарет. Его деятельность там вызывает почтительное благоговение. Морозов настоял, чтобы его освободили от канцелярской писанины:
«Он избрал для себя другую деятельность – просветительскую, «дававшую ему душевное удовлетворение» – занялся небольшой библиотекой, которую еще в Петрограде подготовил для лазарета Учебный комитет при Святейшем Синоде из книг и брошюр назидательного характера. Но вся литература без дела лежала на лазаретном складе. Тогда Морозов составил ее каталог и стал выдавать раненым. В свободное от дежурств время он ходил по палатам от кровати к кровати и одним, кто хотел, оставлял книги, другим, по желанию, – садился и читал вслух. <…> Но еще большее душевное удовлетворение Федор Морозов получал в перевязочной, где в свободное от общих перевязок время занимался по собственной инициативе обработкой ног больных и раненых. “Не было в теле поступающих солдат чего-либо более уродливого, чем ступни – по виду и по запаху, – вспоминал Черниховский. – Потому что ноги отекают от большого хождения, и также нет возможности помыть их”. Хотя каждый поступавший в лазарет солдат проходил через ванную комнату, откуда выходил вымытым и побритым, ступни, как правило, всегда оставались в неважном состоянии. <…> Так вот Морозов как брат милосердия нашел для себя занятие в том, что обрабатывал солдатам больные ноги, которыми никто специально не хотел заниматься. Он стал “любителем” этого дела и “занимался с усердием самыми зловонными ногами” – сидел и скоблил. <…> Занимался он этим делом изо дня в день, пока не приводил больные ноги в порядок» (с.112–114).
По этим выдержкам можно составить представление о стиле и методе историка Щеглова, сумевшего показать неподдельную жизнь и деятельность медицинского и служебного персонала лазарета. Проникновенно написаны страницы заключительной части книги, где вкратце изложены судьбы ее героев. Не обойдены вниманием также европейский и палестинский периоды в жизни Черниховского, в 1922 году покинувшего Советский Союз.
В заключение позволю себе маленькую ремарку, ценную для филологов-руссистов. В поэтической книге Бориса Пастернака «Сестра моя – жизнь…», написанной летом 1917 года, есть такие строчки (подчеркнуто мной. – З.К.):
Но – моросило, и, топчась,
Шли пыльным рынком тучи,
Как рекруты, за хутор, поутру,
Брели не час, не век,
Как пленные австрийцы…
Благодаря книге о Серафимовском лазарете, где автор процитировал «Минскую газету. копейку» (1914, №713, с.4), легко понять, что пастернаковское сравнение туч с пленными австрийцами основывалось на реальных зрительных впечатлениях:
«7 августа в Минск привезли первую партию пленных австрийцев. <…> Обращало внимание то, что австрийцы были одеты довольно тепло для сезона: в плотные куртки с подкладкой из непроницаемой материи и тяжелые кепи. У офицеров, кроме того, плечи покрывали короткие накидки из серого сукна, подбитые белым пушистым мехом, с позументами на бортах. Пленные выглядели чрезвычайно измученными» (Цит. по: св. Гордей Щеглов. Первый Серафимовский: история одного лазарета в событиях и лицах, 1914–1918. Минск, 2014, с.52. Выделено мной. – З.К.).
Книга священника Гордея Щеглова о Серафимовском лазарете заслуживает внимательного прочтения и может служить образцом честного и вдумчивого исторического труда.
Копельман З.